БАБА ЗОЯ, БЛОНДИНКА

Под окном заводоуправления затянули свою вечернюю песню мартовские коты.

— Девчонки! – предложила глуховатая техничка баба Аля, — давайте и мы споем! Тихонечко, чтоб не услышали во всём офисе.

Девчонки – технички баба Фрося, тоже тугая на ухо, и самая моложавая из троих, баба Зоя, блондинка с хорошим слухом, поддержали предложение.

Баба Фрося, не спеша, разлила вино по стаканам и степенно сказала:

— Давай-ка, Аля, запевай. Нашу.

— А? – переспросила юркая бабка.

— Запевай! Только тихо, – крикнула ей на ухо Зоя.

Баба Аля не стала ломаться, и в коридор заводоуправления из-под двери комнаты, в которой бабульки сервировали себе нехитрый стол, поплыла песня: «Расцветали яблони и груши». Припев подхватили степенная Фрося и блондинка Зоя.

— Девчонки, — оборвала песню Аля, — а вдруг нас кто-нибудь услышит?

— Да кто услышит? – успокоила баба Зоя, — уже в обед все праздновали по своим комнатам, а потом расходиться стали по одному – по двое. Перед восьмым мартом всегда так. Я свой этаж мыла – никого не видела. Хотя…

Она осмотрела стол и сделала вывод:

— И впрямь, две бутылки мало.

— Что? – в унисон переспросили глуховатые Аля с Фросей.

— Мало взяли, говорю! Добавлять придется.

— Конечно, мало, — поддержала Аля.

Зоя продолжала громко, чтобы подружки не переспрашивали:

— Нас только раззадорь! И трех! Бутылок! Будет мало! Наливай, Фрося-а-а!

На громкие крики «наливай» дверь открыл Сидор Петрович, большая величина в хозяйственном отделе. Он как раз руководил техничками.

— Эге. Попались, голубушки… Употребляете на боевом посту? Да еще орете, как… коты, — подобрал слово начальник, потому что из-под окна полилась душераздирающая песня.

— Мы немного, в честь кануна 8 Марта, — оправдалась баба Зоя.

— Ладно, — усмехнулся Сидор Петрович и поставил на стол бутылку от себя, — но – условие: говорить будем тихо.

— Что? – переспросили Фрося и Аля.

— Говорю, тихо побеседуем! – крикнул начальник.

Коты снова принялись выводить мелодию.

— Зоя, кышкни ты их, — поморщился Сидор Петрович.

Бабулька открыла окно и бросила в предполагаемую дислокацию котов пустую бутылку.

— Мяу!.. То есть – ой! – вылетело из кустов.

— Там не коты, — испугалась Зоя.

Сидор Петрович посветил фонариком. Из-под кустов вылезли две человеческие фигуры.

— Ты чего светишь, как луна? – спросил один, заикаясь, — не видишь, люди культурно отмечают женский день.

Сидор Петрович закрыл окно.

— Это ребята из техотдела. Они свой женский коллектив поздравляли. Видать, перебрали, сейчас до жен дойти не могут. Сами понимаете – традиция. Наливай, Фрося.

На громкие крики «Наливай!» дверь открыл маленький подвижный мужчина в возрасте, внешне здорово смахивающий на бабу Алю.

— А, вот вы где. А я с ног сбился, ищу тебя, мама. Поехали быстрее, ведь гости ждут, — обратился он скороговоркой к юркой бабке. Не успела она одеться, как в дверях появился видный мужчина и неторопливо сказал то же самое в адрес степенной бабы Фроси.

Баба Зоя улыбнулась:

— Вот они, сыновья-то. Будто из яслей вас забирают, как когда-то вы их. А за мной не приедут, у меня сын в Москве. Сегодня телеграмму поздравительную…

Фразу оборвала изящная беленькая девушка, появившаяся на пороге внезапно, как снег в мае.

— Бабушка! Ну, сколько можно на работе задерживаться? Ты же мне помолвку с Колькой срываешь.

— О! Внученька. И за мной пришли, — кокетливо улыбнулась баба Зоя сыновьям своих подружек. – Ну ладно. Поехали.