1-Й ЗАКОН СОЦИАЛИЗМА: всем всё равно не хватит.
1-Й ЗАКОН КАПИТАЛИЗМА: каждый богатым не будет.
Однофамильцы
Доложу я вам, дал мне Бог фамилию — Рокоссовский. У меня спрашивают:
— Как фамилия?
Я говорю:
— Рокоссовский.
И все присутствующие встают руки вверх. Правда, к маршалу я никакого отношения не имею. Просто мы однофамильцы. Жена мне тоже попалась неслабая — Жанна Д,Арк. В параллельном классе училась. Хорошая девчонка. Чуть что — сразу взглядом лепестки с цветов осыпает. Нянечкой в детском саду работает. А я на заводе — слесарем.
И вот на десятый год совместной жизни я подумал: «Имею я право раз в десять лет напоить-накормить жену, чем она сама того захочет? Имею!»
И пошел по магазинам. Нет, не просто по магазинам — сразу по директорам.
Захожу в первый универсам, прямой наводкой — к директору и говорю:
— Так и так, я — Рокоссовский. А вы кто?
Он объятия раскрыл и мне навстречу бросился.
— А я же, — говорит,— я — Щорс.
Обнялись мы с ним. Я говорю:
— Знакомая фамилия — Щорс. Полководец?
Он говорит:
— Конечно. Мой однофамилец. Ты не стесняйся, Рокоссовский, говори, что надо. Потому что военное братство — оно святое дело.
Я говорю:
— Мне икры, шампанского и кофе растворимого. А сам думаю, хоть он и Щорс, а вряд ли. Не на войне.
Щорс на меня посмотрел, кулаком в воздухе махнул, как саблей, и говорит:
— Ух, молодец! Сразу видно — Рокоссовский. Шампанское я тебе организую, а за икрой пойдешь во второй универсам, там у нас Ковпак.
И за дверь крикнул:
— Эй, Фрунзе! Ящик шампанского Рокоссовскому! Заходит Михаил Васильевич Фрунзе, полный тезка полководца, и ящик шампанского на стол небрежно — ба-бах!
Потом обнялся со мной, руку пожал и спрашивает:
— А ты в каком универсаме, Рокоссовский?
— Я на заводе.
— Ка-ак — на заводе? Ну, ты не крути. Беру — выше. Понимаю, тайна? Беру — выше.
Подмигнул и ушел. А Щорс позвонил куда-то и сказал мне:
— Давай дуй во второй универсам, Ковпак тебя ждет. Прихожу я во второй универсам, там мне такую роскошную встречу устроили. Правда, сначала спросили:
— Рокоссовский? От Щорса?
Я говорю, да.
Повели меня к Ковпаку. Шли долго, по-партизански. Коридорами, дворами, складами, подвалами. И вдруг — рраз! — двери настежь, и Ковпак на меня идет.
— Рокоссовский, друг!
Я говорю:
— Ковпак, братишка.
Обнялись, он меня сразу в штаб. Сто грамм, бутерброд с икрой. Причем бутерброд без хлеба. Одна икра, в ложке.
Ковпак говорит:
— Ты извини. У нас с хлебом перебои. Наши не подбросили. На икре пока перебиваемся.
Я говорю, чепуха, понятно, время трудное — и закусил, ложек восемь.
Он усадил меня, спрашивает:
— Ну, как там дела, на большой земле?
Я говорю:
— Во! Наступаем.
Он говорит:
— А мне некогда и выскочить отсюда, со всех сторон наседают, окружают. Но ничего, держимся. Ты хлеба с собой не принес?
Я говорю:
— Да как-то не подумал.
Он говорит:
— Ты в следующий раз неси. Буханки 3—4. Сложно у нас с продовольствием. Тебе сколько икры?
Я сказал.
Он соединился по рации:
— Котовский! Икру в землянку.
Заходит Котовский. Опять объятия, поцелуи, слезы. Я тоже прослезился. Кругом свои. И чувствую, что мы этих гадов, которые окружают, все равно победим. Фиг им, а не икра.
Опять по сто грамм приняли, нарисовали они мне схему на карте, как за кофе пройти незамеченным, как за линию фронта. И пошел я в третий универсам.
Там меня встретил сам Василий Иванович.
Я говорю:
— Чего-то ты, Василий Иванович, мокрый, вроде как реку переплывал?
Он говорит:
— Вспотел просто. Отбиваюсь, наседают. Прямо битва идет. То — дай, другое — дай. Хуже, чем на войне. И все чужие норовят ухватить кусок. Хотя своих все больше и больше становится. Сейчас многие к нам перебегают. Чувствуют, на чьей стороне правда.
— Василий Иванович, так ты и есть Чапаев?
— Не, я Фурманов. Чапаев у нас в управлении.
— А Махно?
— Махно — в главном управлении, у Колчака.
Я думаю, во как все перепуталось. И пошел я одухотворенный. Продукты они мне все прямо на дом привезли.
Отметили мы с женой десятилетие на славу. Я ей говорю:
— Что, — говорю, — Жанна Д,Арк, делать-то будем? Она говорит:
— А что делать? Увольняться будем и к своим пробиваться.
На том и порешили.