Я хотел бы, чтобы нам всем пишущим и постящим по соцетям стало чуточку стыдно. Стыдно от того, что пишем мы на русском языке, на котором писал великий русский писатель Андрей Платонов. Но мы сильно не добираем, не используем волшебных возможностей языка и воображения.
Начну с воспоминаний Юрия Нагибина.
ДНЕВНИК
7 января 1951 года
Похороны Андрея Платонова.
Сегодня хоронили Андрея Платонова.
…………………………………………………………………………
А дома я достал маленькую книжку Платонова, развернул «Железную старуху», прочел о том, что червяк «был небольшой, чистый и кроткий, наверное, детеныш еще, а может быть, уже худой старик», и заплакал…
Так вспоминал о нём Нагибин.
Когда я (это уже я, не Нагибин) впервые читал Платонова, я стал заносить поразившие меня фразы в записную книжку. И после первого же рассказа я понял, что почти дословно переписал весь рассказ. Свою записную я отложил, а всего Платонова стал считать записной книжкой.
Некуда жить, вот и думаешь в голову.
И решив скончаться, он лег в кровать и заснул со счастьем равнодушия к жизни.
— Ты зачем здесь ходишь и существуешь? — спросил один, у которого от изнемождения слабо росла борода.
— Я здесь не существую, — произнес Вощев, стыдясь, что много людей чувствуют сейчас его одного. — Я только думаю здесь.
— Зачем же он был?
— Не быть он боялся.
Не расти, девочка, затоскуешь!
— Мертвые не шумят, — сказал Вощев мужику.
— Не буду, — согласно ответил лежачий и замер, счастливый, что угодил власти.
Ничего особенного, в самом деле, не будет, если даже умереть, — уже тысячи миллиардов душ вытерпели смерть и жаловаться никто не вернулся.
— Чего ты поднялся? — спросил его Сафронов.
— Сидя у меня мысль еще хуже развивается. Я лучше постою.
— Ну, стой. Ты, наверное, интеллигенция — той лишь бы посидеть да подумать.
— А вы чтите своего ребенка, — сказал Вощев, — когда вы умрете, то он будет.
Родившись, он удивился и так прожил до старости с голубыми глазами на моложавом лице.
Девочка осторожно села на скамью, разглядела среди стенных лозунгов карту СССР и спросила у Чиклина про черты меридианов:
— Дядя, что это такое — загородки от буржуев?
— Загородки, дочка, чтоб они к нам не перелезали, — объяснил Чиклин, желая дать ей революционный ум.
Ночь продолжалась в саду, вдалеке скрипела тележка Жачева — по этому скрипящему признаку все мелкие жители города хорошо знали, что сливочного масла нет, ибо Жачев всегда смазывал свою повозку именно сливочным маслом, получаемым в свертках от достаточных лиц; он нарочно стравлял продукт, чтобы лишняя сила не прибавлялась в буржуазное тело, а сам не желал питаться этим зажиточным веществом.