ПОЛЕНО ЗАКОЛДОВАННОЕ

Да кто мог знать, что оно заколдованное? Обычное полено, правда, крученое от комля, но без сучков. Поставил я его перед собой на «попа», пригляделся к нему и чувствую, идет от него какая-то аура непонятная. Ну, размахнулся я топором мощно, и тут поясницу заклинило. Прострелило по позвоночнику снизу вверх и молнией из глаз вылетело. А я с топором над головой стою, как окаменел. Ни рукой, ни ногой.

Потом ноги вроде отпустило, и я в дом пошел на цыпочках с топором над головой. Захожу. Зинаида меня увидела и как закричит:

— Федор, не надо! Не виноватая я! Это Валентина меня подставила, скотина такая.

Я ей говорю шепотом:

— Зина, возьми у меня топор из рук.

Она замолчала настороженно:

— Возьми топор,— шепчу я,— не могу руки опустить.

Топор она взяла и засуетилась:

— Может, тебе рюмочку выпить от боли?

— Как я ее выпью? Стою, как фриц под Сталинградом. Что я, подпрыгивать буду? Или струйку сверху лить?

Попоила она меня из стакана — боль прошла, но руки не опустились. Даже после бутылки. На каждую руку.

Утром проснулся я распластанный на диване с кирпичом на спине. Зинаида мне спину грела, да видать переборщила спьяну, всю шкуру сожгла. Я поворчал на нее:

— Ну ты, рэкетирша, палачиха, за что пытала раскаленным кирпичом?

— Ты сам говорил, что хорошо тебе.

Встал я с поднятыми руками, ну беда — ни умыться, ни опохмелиться. И тут до меня дошло, что я во двор хочу. Я аж побледнел от этой мысли — а как?

Вот тут надо сказать, у нас в соседях живет брат Зинаиды Иван. Парень он с юмором. Но больше — с похмелья. Вот и теперь он, как нельзя кстати, влетел в дом с двустволкой и заорал:

— Руки вверх!

Это у него коронная шутка.

Но когда увидел, что я уже стою с поднятыми руками и весь бледный, он опешил, и палец на спусковом крючке у него дрогнул. Выстрел был такой неожиданный и оглушительный, что внутри у меня что-то екнуло и руки резко опустились вниз. Ну, как футболисты во время штрафного в стенке, чтоб закрыться от мяча. Понял я, что в туалет уже бежать можно, и дернул на улицу. Возвращаюсь немного радостный, все-таки одну проблему решил. Но возникла другая — руки в нижнем положении зафиксировались.

Иван пришел в себя после выстрела и говорит:

— Зина, чего это он у тебя такой стеснительный стал, прикрывается, как Афродита. Пнуть, ей-богу, хочется.

Зинаида выпроваживать стала брата:

— Иди, Иван, отсюда, все равно не дам опохмелиться. А Федор болеет. У него прострел в спине.

— Чо ж он тогда не за спину держится?

— Иди, иди,— вытолкала брата Зинаида.

Упал я на кровать в состоянии футболиста-защитника и думаю:

— Что ж эго за полено такое?

А тут и к ночи дело. Зинаида легла рядом, поегозилась и говорит:

— Федь, а если я чего хочу?

— Ну ты же видишь, заклинило.

— А может, между пальцев пропустим?

— Если б у меня пальцев, как у страуса было, три. Или два.

Утром пошел я во двор, подошел к полену — стоит, как вчера, никуда не сбежало. Сел на него, посидел. Слышу, такое тепло из него в меня пошло, и руки сами по себе разжались и задвигались.

Ах ты, думаю, в чем это она не виновата? Вхожу в дом и сразу спрашиваю:

— В чем это ты не виновата?

— Да, понимаешь, мужик у Валентины выписал журнал эротический. Тайком от нее. И я ходила к Вале его смотреть. Тайком от него.

— Ну?

— Ну и все.

— Ну и что тут такого?

— Да ведь там я такого насмотрелась, думала, ты меня убьешь из ревности.

— Ну что там, лучше, что ли, чем я?

— Не, ты еще лучше.

— Ну и все. Чего еще.

Подошел я к полену и думаю: или со мной что-то не так, или с поленом. Замахнулся я на него колуном, оно — раз — и набок. Вот ты неразбериха какая. Даже самому интересно стало. Поднял его, отступил назад, установил попрочнее, опять замахнулся, опять сорвалось. Я еще назад отступил. Ну, сейчас, думаю, кончу его. А пока назад отступал, вошел в зону действия бельевой веревки. Там Зина трусы свои сушит. А они тяже-е-елые, и веревка провисла. И когда я размахнулся, веревку колуном и зацепил…

Очнулся я в больнице. Слышу, врачи меж собой разговаривают:

— Жить будет, но плохо.

Я встрепенулся весь:

— Как это плохо? Почему это плохо?

— Вы, молодой человек, когда выпишитесь, тогда узнаете.

Ну, узнал я потом. Не так уж страшно. Просто голова сдвинулась у меня влево сантиметров на тридцать. Зинаида взглянула, успокоила:

— Нормально, пройдет. Я в эротическом журнале и не такое видела.

Сели мы с ней за стол праздновать выписку. Взял я стопку, хлоп — и мимо правого уха вылил назад. Вот тут до меня и дошло, почему жить буду, но плохо. Зинаида в слезы:

— Что же это ты теперь так и будешь жить трезвый?

Я — срочно во двор, сел на полено, прошу его:

— Поленушко, золотое, исправь меня обратно. Клянусь, не трону больше тебя.

И чудо! Опять по всему телу тепло разлилось и шея моя выпрямилась.

Теперь полено у нас дома живет. И если простуда какая или озноб, мы с Зинаидой на него садимся и — всё! Как рукой снимает.