МЕЧТА ПАРНОКОПЫТНАЯ

Вот и я говорю: подсобное хозяйство здорово подсобляет. Вроде бы мое личное, а польза от него и мне, и людям. Раньше так не думали. Сказали, что от своего личного только вред общественному. И отвел я своего бычка в заготконтору. А нового не взял. Поскольку вред от него людям.

Зато теперь по-другому. Нужен бычок – пожалуйста. Я пошел, взял. Но ухода он требует много. Вот колхозная скотина – она меньше ухода требует. А свой – много. Потому что личный. А колхозная скотина – она общественная, она требует мало. Но есть просит.

Вот утром выхожу я во двор – мой бычок есть просит. Мычит. И колхозные на ферме есть просят. Я тех бычков официально откармливаю. Рев голодный по-над деревней плывет, как «Мессершмитты» летят. С севера, с фермы. Я – бегом на север, на ферму. Трактор завожу, тележку кормами загружаю и везу. На юг. Своему, то есть. С фермы уже рев поменьше. Подустали. Я своему еще пару ездок делаю, а те, на ферме, притихли. Уснули… Вот так. Ой, заботы со своей скотиной много. Не то, что с колхозной. Спят себе на соломе.

Ну, личный бычок у меня в красавца вырос. К празднику я решил его приурочить. Наступил день прощания.

Утром вывел бугая из стойла во двор. Он солнцем любуется, я – быком. Крепкий, здоровый, каждый рог литра по два в объеме. Вес прикидываю, подсчитываю окончательную сумму. После базара. В мечтах хорошо получается.

А бугая моего на улице что-то привлекло. Смотрит он со двора на улицу в открытую калитку, замер весь. Я тоже взглянул. Там по талому снегу коровки колхозные стайкой ноги волочат. Худющие. Колхозные бычки, что я откармливаю, вообще на коровок не смотрят. Перекусят соломой и с ног от бессилья валятся. А мой личный бугай уставился. Сытый. Я его хворостиной по боку – щелк! И говорю – пшел. Думаю, пора готовить его к процедуре. А он как глянет на меня – я осекся. Бык голову наклонил и ноздрями как дунул в землю, мне соломинка в глаз прилетела. Я ее выцарапываю, а он на меня идет. Я отступаю, спиной уже бревна от дома чувствую, а он ближе и ближе. На глазах праздничный ужин накрывается. И базар отменяется.

Но тут я вспомнил, что у моей фуфайки – красная подкладка. Рванул я ее с себя и перед бычьим носом раскаленным потряс. Бугай с разбегу фуфайку на рог насадил и в дом лбом врезался. Дом, конечно, раскатался у меня по брёвнышку и сложился в кучку, только крыша сверху на брёвнышках целая осталась. А бык в калитку убежал. Я с перепугу сразу в погоню не бросился. Задумался на завалинке. А когда опомнился, было поздно. Исчез бугай. Не мог я его найти. Объявление в газету давал: «Потерялся бык. На щечке звездочка, на рогах фуфайка». Но никто не сообщил. Даже за вознаграждение. Видимо, приметы дал слишком общие.

А жалко. Столько в него труда вложил и душу всю отдал. А он вот таким бездушным оказался. Видать, перекормил.